Он открыл мой бутон пальцами, и, сначала нежно, плавно, затем все напористее, впился губами в этот розовый бугорок, в эту звёздочку. Меня накрыла волна удовольствия, доселе невиданного: языком он творил чудеса, я впервые испытала чувство полета: хотелось вырваться и убежать, но гигантская волна, цунами наслаждения швырнула меня лобком к его рту, я судорожно вцепилась в его затылок, ногти сами вошли в его кожу, низ живота заволокло сладкой истомой, снизу поднимался и нарастал девятый вал подлинного, истинного, тысячу раз придуманного оргазма.
После уже ничего не могло быть, потому что эта волна наслаждения казалась финальной точкой, портом приписки. Но это было не всё...
Он хотел мою маленькую, сладкую попку, этот запретный... ну, или уже немного порченный, но вполне себе съедобный запретный плод...
Он ласкал ее языком, проникая все глубже, слюни увлажнили вход, он раскрылся: я чувствовала, как запульсировала моя маточка и затвердел клитор. Потом пальчиком он стал входить всё глубже, глубже, я почти готова была завизжать от похоти, но он встал на колени, приподнял меня. Заставил пошире опереться на колени, и стал мягко, но неуклонно, старательно вводить свой упругий, большой член в мою маленькую беленькую попку.
И она впустила его!... Я почувствовала горячую струю спермы.
И больше ничего не помню. О, если на свете бывает неповторимое наслаждение — то я его испытала. Вот тогда впервые, безотносительно к нему самому, у меня сложился образ моего любимого мужчины. Это... Этот образ. И в погоне за ним и за наслаждением, которое я получаю, наслаждаясь им как источником, я готова облечь в этот образ любую форму. Потому что всякий раз из этой формы будет смотреть на меня взгляд того не то грека, не то еврея, имени которого я не хочу раскрывать, и который простился со мною утром, напоив сваренным в медной джезве вкуснейшим в моей жизни кофе.
Я ехала от него в такси, и вспоминала, как после того, как пришла в себя, благодарно обняла губами его упругий, смуглый член и стала ласкать... Подсасывая губами, облизывая кончиком языка тонкую кожу под крупной и плотной, как невызревший абрикос, головкой... Он отвердел снова — и это был урок для меня — и всё глубже и глубже стал входить мне в рот. Я умела делать минет — в этот раз я решилась сделать глубокий, и мне понравилось, задыхаясь, ощущать глоткой биение живого абрикоса.Женское тело мы обсуждали, сначала, академически: от Полины перешли к Мазаччо, к экстазу святой Терезы, потом к Венере Джорджоне, потом...
Я говорила о Терезе и ангеле, который готов пронзить ее грудь стрелою, как вдруг подняла глаза и увидела, что взгляд у Марины переменился. Совсем другие, ранее не знакомые мне чувства вдруг вспыхнули во мне... Я смотрела на её красивые руки, ощутила её дыхание... Она почувствовала это... Наши глаза встретились... Я коснулась её руки и волна моих чувств накрыла её...
Я первая перегнулась через стол и поцеловала ее в губы. Она ответила, сначала только одним легким движением, затем наши губы слились в долгий поцелуй — и я почувствовала, как набухает мой клитор и сладко потягивает, толчками, от живота до попки... Наше счастье, в кабачке не было ни души, разве что в дальнем углу у второго окна жевали феттучини два персонажа неопределенного возраста и пола.
Мы поехали к ней... В такси она положила руку мне на бедро, я выгнула спину, ее пальцы легли мне на лобок, я стала мокренькой: не хватило каких-то секунд до взрыва наслаждения, такси остановилось у подъезда.
В лифте она обняла меня ногою, прижалась животом к моему лону, сжала мне грудь — дыхание ее обожгло мне шею, мне стало немного дурно от духоты. Пот стекал по спине и капли его щекотали кожу на копчике: попка вдруг сжалась, ей захотелось, чтобы у Марины вдруг обнаружился самый настоящий мужской член — а потом так же внезапно исчез.
— — Проходи, — — она резко захлопнула дверь и подтолкнула меня по коридору в направлении ванной, — — я сейчас. Жди. Писать хочешь?
— — Что? А... да, туалет рядом?
— — Не писай без меня. Потерпи.
Я принимала душ, дверь приоткрылась... Марина сбросила с себя одежду и присоединилась ко мне... Она сложила ладонь ковшиком, поднесла к моей киске:
— — Давай!
Когда выпитое вино хлынуло на мои ноги, Марина резко прижала пальцы к моему клитору и глубоко вошла в мою полностью раскрывшуюся киску, упершись в нечто, о существовании которого у меня были смутные познания — я кончила мгновенно, ноги подкосились, Марина встала на колени, и языком сделала длинное, леопардовое, кошачье движение снизу вверх. Потом еще раз, наконец, полными, немного негритянскими, вывороченными, красивыми своими губами сделала первый отсос...
Наши руки скользили по разгоряченным телам... Мы исступленно, невпопад, не заботясь друг о друге, но каждый только о себе, ласкали и, лаская, рассматривали каждую частичку тела, мы любовались... и я ощутила, как твердеют ее соски — еще миг, ее бедра сомкнулись, дернулся верх живота, она охнула и забилась в почти предсмертных конвульсиях...
В постели наши ласки продолжились... Я рассматривала её киску... Этот бутон... И стала ласкать языком... Она стонала, называла меня Володенькой, потом Чарли, Катенькой и еще, кажется, Диего, переходя на испанский.
Потом настал ее черед. Она гладила мою попку, умащала ее слюной, лизала розочку, доводя меня до экстаза, потом аккуратно, бережно, по-женски засунула туда пальчик, всё глубже... О, Боже... Этот миг — — пальчик, рядом с пульсирующей маточкой... Другой рукой она ласкала мне клитор... Я была как остров меж двух морей, а она — коралловый риф, полный невероятно красивых рыб.
За всем этим мы не заметили, что за нами наблюдали... Она захлопнула, но не закрыла дверь!... Разносчик пиццы. Мы заказали пиццу перед тем, как сели в такси.
Это был мужчина лет 50, — — я сквозь марево неземного наслаждения успела, все-таки отметить: довольно привлекательный...
Он стоял прямо на пороге спальни, коробка из-под пиццы валялась у ног, ширинка была расстёгнута: толстый короткий член отражался как в озерце в его полных похоти глазах. Мгновение — и струя спермы толчками хлынула ему на руки, на джинсы, на паркет...
Так я впервые открыла, что одно из моих таинственных волшебных путешествий, как в альбоме «Битлз», это абракадабра чужого взгляда. Я люблю, я стремлюсь, я теряю остатки себя, когда на меня смотрят. Я схожу от этого с катушек — потому что на такого сорта секс способны только люди с тончайшим воображением и особым строением той части души, которая отвечает за наслаждение. Общий оргазм тогда — и крик, животный крик Марины, в котором смешался ужас, наслаждение и ожидание еще большего наслаждения, все это было подобно коловращению цветных стекол в гигантском калейдоскопе.
Я познала женщину. Я почти познала, приблизилась к тому, что жило только в наваждениях, перед сном: секс втроем — с двумя мужчинами, с женщиной и мужчиной... или вчетвером, чтобы меня терзали и высосали как куклу...
— Пошел вон, козел! — Марина пришла в себя, ринулась за телефоном, перевалилась через меня, больно наступив коленом на грудь.
Разносчик, бросив на пол накладные, кинулся к двери... Марина сразу переменилась, я это почувствовала сразу: после случайного, особенного, дружеского секса часто не хочется больше этого человека видеть никогда.
Она пошла в душ, я допила «Шардоне» — — и вышла в теплый августовский вечер, который открыл мне новую сторону моей тайной жизни.
(Продолжение следует).
　

Отрыв от реальности. Часть 1

Банный день... Часть 4: Сделка

Неожиданный, но очень приятный сюрприз от мамы