Ноги шли по узкому проходу, глаза искали нужную витрину... а в подкорке зависла чья-то физиономия. Женская. Красивая.
«Стоп», сказал себе Игорь. «Задний ход».
Вернувшись, он увидел девушку лет двадцати, стоящую за прилавком с мобильной дребеднью.
«Как ее занесло сюда, на рынок?» — думал Игорь. Он отлично знал местный женский типаж: мясистая, горластая стерва 30+ с крашеными волосами. Эта была тонколицей, задумчиво-печальной, на вопросы покупателей отвечала вполголоса, едва улыбалась шуткам и косилась на Игоря.
Она была совсем не в его вкусе, а из возраста, когда каждая встречная цепляет за яйца, Игорь уже давно вышел. Он и сам не понимал, чем та привлекла его внимание. Наверно, просто тем, что была красива.
Это ведь такая странная, необъяснимая, в сущности, вещь — красота. Игорь любил черные и карие глаза, и не любил серые, считал их блеклыми, — но у нее они были выразительны, как талые снежинки. Игорь любил длинные волосы естественных цветов и не любил крашенные-стриженные, особенно черные, — но шевелюра девушки, срезанная ниже подбородка и выкрашенная в иссиня-черный цвет, вместе с хрупким лицом смотрелась, как точеный профиль на медальоне. Игорь любил румяные лица и не любил бледные, — но тут бледность, ровная и бархатная, казалась телесным тоном с картины Кранаха или Гольнбейна. Эта продавщица мобильных аксессуаров будто сошла со старинного портрета, несмотря на свой рыночный прикид.
Игорь давно уже не верил в «пикап». Поторчав перед прилавком, он ушел, храня в голове тонколицый профиль и талые снежинки.
Жил он неподалеку. Ходить мимо рынка приходилось постоянно, и он не отказывал себе в удовольствии делать маленький крюк и мысленно здороваться с Несмеяной, как он ее прозвал. Зря, кстати, прозвал — она часто смеялась, и это выходило у нее мило, с застенчивыми ямочками на щеках. Но и в них чувствовалась нотка грусти, будто щеки смеялись над своей хозяйкой.
Лет десять назад Игорь распустил бы перед ней свой блистательный хвост, перед обаянием которого, как он знал, не мог устоять никто. Лет пять назад он обязательно познакомился бы с ней — просто познакомился бы, чтобы ее смех и ямочки предназначались лично ему, а не кому попало.
Но сейчас он просто стоял и смотрел. Он не мог объяснить, почему ему не хотелось знакомиться с ней. Это как рядом с заповедником: не хотелось вторгаться.
Игорь не отказывал себе в удовольствии сочинять про нее разные глупости. Конечно, думал он, у девочки нет средств к существованию. Она вынуждена торговать на рынке, и за аренду платить телом. Конечно, ее ебет местный босс, а она терпит, закусив губу.
К ней и в самом деле ходил толстый армянин. Он уводил ее в разгар торгового дня, сколько бы ни было клиентов у прилавка, и Несмеяна шла за ним, безучастная, как тень. Армянин покрикивал на нее и на других продавцов: видно, он и вправду был начальник. Игорь мысленно смеялся над своими домыслами и думал о том, что в реальности наверняка все иначе.
Однажды он забрел на рынок вечером, не надеясь застать Несмеяну. Но она была. Как раз в это время к ней зашел армянин.
— Я не могу. Можно в другой раз? Пожалуйста!... Я устала, — слышал Игорь из-за соседнего ларька.
— Нэ дури, Снэжана. Пайдём.
Она упиралась, он тащил ее за руку и ругался с замысловатым акцентом. Они вышли из ларька, и Игорь увидел ее лицо, не безучастное, как обычно, а тоскливое, будто ей пришел час помирать.
Рядом почти никого не было. Игорь вышел из укрытия и преградил им дорогу.
— Дорогой, — сказал он толстому. — Дама не хочет. Давай в другой раз.
— Умний какой! — заревел тот. — Чего лэзэш?
Игорь не стал тратить слова.
— Аай! — взвизгнула Несмеяна, когда толстый повалился на заблеванный бетон.
— Мне кажется, он немного надоел тебе. Да? — спросил Игорь, вытирая руку платком. (Морда у толстого была липкая, как у улитки.)
— Да... Но что вы наделали? Что мне теперь...
— Давай пройдем и обсудим. Все равно рабочий день кончился.
Несмеяна подумала и пошла с ним.
— Как вы его так... одним ударом?
— Я чемпион по боксу. Бывший.
— Ого!
Восхищение в ее голосе было точь-в-точь, как у всех девушек, которые об этом узнавали. Но ему почему-то было приятно.
— Так тебя Снежаной зовут?
— Да.
— А меня Игорь. Или Егор. Или Георгий. Все по-разному кличут. Как тебе нравится, так и называй.
— Здорово, когда столько имен. Мне Игорь больше нравится, — сказала Снежана, оглядываясь на толстого. Тот медленно поднимался с бетона. — А... с ним все будет хорошо? Я позвоню в скорую...
— Звони, если хошь... Зайдем? — Игорь кивнул на кафе.
Они зашли, и он заказал ужин на двоих. Он не ошибся: Снежана была голодной, как волк.
— Ну, а теперь рассказывай, — сказал Игорь, когда перед Снежаной осталась шеренга пустых тарелок.
— Что рассказывать?
— Все рассказывай. Как попала сюда, кто этот толстый, ну и ваще.
— Нууу... — Снежана опустила голову.
— Ладно. Давай я расскажу. Про одну свою знакомую.
Игорь откинулся на спинку кресла. Снежана распахнула на него свои снежинки.
— Жила-была одна девочка. Творческая. Не такая, как все. Училась она в каком-то эдаком вузе — кажется, в художественном. Но жизнь — это, увы, не Парнас и даже не Монпарнас. Работы по специальности не было, и пришлось ей заниматься всякой фигней. Тык-мык — попала на рынок. Место вроде неплохое, работа не пыльная, но за все, увы, надо платить. А поскольку ничего у нашей девочки, кроме ее молодого тела, не было — пришлось пустить его в оборот. Ничего, если все время с одним — это еще не шлюха, убеждала себя девочка, когда ее хуярил начальник рынка, толстый армянин. Но все равно было от этого девочке так грустно, что хоть волком вой...
Снежинки распахивались все шире.
— Ничего не перепутал? — спросил Игорь, довольный эффектом.
— Ааа... Эээ...
— Так где ты училась? В художке или, может быть, в педе?
— В консерватории.
— Вау! А чего там делала? Ну, в смысле — пела или...
— На рояле играла. Пианистка.
— Ого! Расскажи.
— Ну... Что тут рассказывать, — Снежана опустила ресницы. — Училась. Красный диплом. Выступала, на конкурсы даже ездила, в Европу. Думала — закончу, буду вольной птицей, заниматься буду, по конкурсам мотаться, никто мне не указ... Устроилась в музыкалку — учить с лодырями до-ре-ми-фа-соль-ля-си. Через год сказали мне — «Снежка, ты такая хорошая девочка, талантливая, мы тебя любим, ля-ля-ля... но денег нет. Придется тебя сократить. Работай, если хочешь, бесплатно». Какое-то время я так и делала, дура... все казалось, что нехорошо учеников бросать. Потом они сами перестали ко мне ходить. А я то в Макдональдсе, то еще где... Двадцать пять лет, треть жизни. Для чего училась — непонятно... Потом устроили меня сюда, на рынок. Я еще с детства разбиралась в мобилках, в гаджетах всяких...
— Да, — вздохнул Игорь. — Трогательно. Так тебе уже двадать пять? Старушенция! А я бы не дал больше двадцати.
— Меня все за девочку принимают. Алкоголь не продают без паспорта...
— И правильно делают... Ну, Снежка (можно тебя так?), перейдем к делу. Ты, наверно, думаешь — вот, ебал меня один упырь, теперь другой подступается. Да? Можешь не отвечать, — сказал Игорь, увидев, как зарозовели бледные щеки. — На самом деле все не совсем так. Я просто хочу предложить тебе новую работу.
— Работу?..
— Ага. Ты будешь приходить ко мне домой и... нет, не то, что ты подумала, а — играть мне на рояле. У меня есть рояль «Ямаха». Красивый такой. Будешь давать мне индивидуальные концерты. Скажем, два раза в неделю, по полчаса.
— А... что играть?
— То, что у тебя хорошо получается. Или получалось. Скажем, каждый вечер — 70 процентов старого, того, что ты уже играла мне, и 30 процентов нового. По-моему, жить можно. Платить я тебе буду... ну, к примеру, за каждый вечер... — он назвал сумму. — Оу! — вырвалось у Снежки.
— Что, мало?
— Я на рынке в месяц получаю чуть меньше...
— Ну так это же ж хорошо! Правда? Ну что, по рукам, Снежана?
Она не двигалась.
— Ну?
— Как-то не верится, — глухо сказала она, глядя перед собой. — Рынок, вся эта пьянь, зарядки-стилусы... и вдруг музыка. Да еще и за такие деньги. Так не бывает.
— Не бывает, говоришь? Хм. Дай подумать... Давай так: чтобы тебе жизнь медом не казалась, и ты не думала — как же это так, без казусов и парадоксов... давай — ты будешь играть мне полностью обнаженной.
Снежинки распахнулись на пол-лица.
— Ну, и гонорар, соответственно, другой будет. Скажем... — он назвал сумму в полтора раза больше.
Снежана вдруг фыркнула.
— О, тебе уже смешно?
— Это истерика... Не обращайте внимания... — хихикала она, как маленькая. — Ох... А где гарантия, что вы меня...
— Никаких гарантий. Но ты подумай: раньше тебя за деньги пиздил толстый армянин, а теперь за совсем другие деньги тебе нужно будет просто раздеться и угостить меня Чайковским с Бизе. Или не раздеться и получить в полтора раза меньше.
— А... если я разденусь только до белья?..
— Считается за первый вариант.
— А топлесс?
— Тоже.
Снежана вздохнула.
— Ооох... Я подумаю, ладно?
— Конечно. Думай, и... через неделю первый концерт.
— Через неделю?! Я не успею ничего повторить!
— Значит, ты будешь плохо играть, и тебе будет стыдно получать свою зарплату.
— Ох... Я еще с отчимом посоветуюсь, ладно?
Прощание было неловким, как всегда в таких случаях. (Хотя — что значит «всегда»? Можно подумать, у тебя много было «таких случаев», — говорил себе Игорь. — Что, заигрался в богатого папика? И где теперь будешь бабки брать?...)
— Алло, Дырчик? — набрал он номер, когда Снежка ушла. — Дырыч, Дырюнюшка, у тебя там ничего нет? Бабки нужны... На тёлку, ага. Как ты угадал?... Вау. Ваще отлично. Буду...
***
Ровно через неделю, после нескольких отчаянных попыток отсрочить роковой день, у него на пороге стояла Она.
— О! Снежка, присыпанная снежком? — приветствововал ее Игорь. — Самая твоя погода!
— Такая метель жуткая, — пожаловалась Снежка, отряхиваясь, как собака. — И совсем это не моя погода. Я солнышко люблю.
— «Мороз и солнце, день чудесный?...» Ну проходи, проходи. У меня так скучно, что пара
Скачать рассказ
Скачать как JAR (JAVA-книга)
Последствие после спора