любит заниматься спортом и тягать штанги. Покрыт короткой черной шерстью, лоснящейся на солнце, как у таксы. Лицо тоже похоже на человечье, только очень грубое, будто высеченное из камня. Глаза глубоко вдавлены в череп и теряются от этого в тени. Как у гаргульи. Только нет крыльев. Лапы с совиными когтями и спутанные волосы на голове почти до самых плеч. Зрачков у него в глазах нет, только черные склеры. И я смотрю в них. Будто собственному страху.
Он, конечно, жуткий. Но какой-то не угрожающий. Просто стоит и смотрит. Долго. Мне даже кажется, что будто и с пониманием. И медленно, будто преодолевая сопротивление воды, протягивает ко мне руку. Через ткань футболки я чувствую ее тяжесть и твердость когтей. Пытаюсь вспомнить, когда ко мне последний раз прикасались. Не помню. И потому замираю в необычном ощущении.
Он издал какой-то звук. Смутно похожий на урчание и вопрос одновременно. Что он спросил? Не знаю. Но отчего-то очень хочу ответить. А еще больше — коснуться его вместо ответа.
На взгляд шерсть его казалась мягкой, но на деле оказалась весьма грубой, как короткая щетина из лески. Его грубые мышцы напряглись от моего прикосновения. Живот пошел почти человеческими кубиками. Но удивило меня больше всего то, что у него нет пупка. Просто ровный слой темной кожи. Хотя отчего меня это удивило? Учитывая, что к человеческому виду он совершенно не относится. Но, тем не менее, то положено иметь организму мужского пола — есть…
Где-то внутри мне хочется захихикать. Не знаю, почему. Наверное, потому, что не знаю, что еще можно сделать. Но делать ведь что-то надо. Не стоять же, просто глядя на наливающийся орган.
А ведь будь он человеком, то вполне мог бы считаться красивым. Наверняка вокруг него табуном собирались бы девушки. Интересно, а будь я не-человеком, считалась бы такой?.. Да и считаюсь ли вообще?.. Но мне кажется, сейчас это не важно. Потому что в солнечном свете, преломленном балконной дверью, очень тепло, а мне уже совершенно не страшно и даже легко.
А физиология у него совсем человечья. С замиранием сердца я вижу, что член его уже совсем поднялся. Завораживает. Он смотрится темно-кожаным, с небольшим красным отливом ближе к круглой головке. Наверное, сопоставим размером с человеческим. С крупным, но человеческим.
Он опасливо сжимает мое плечо, и лапа его становится еще тяжелее. Но мне не страшно. Я любуюсь его красивым, крупным стояком и чувствую, как у самой между ног начинает тянуть. Будто все кровь неудержимым потоком хлынула туда.
Я поднимаю взгляд на его лицо. Но чужие эмоции от меня скрыты, к сожалению. А мне хочется их увидеть. Вторая его рука тянется ко мне. И боязливо ощупывает грудь. Раздается что-то вроде довольного урчания. Пальцы сжимают меня через футболку, и я чувствую, как грудь становится еще более налитой от физического воздействия. Коготь его мизинца задевает самый сосок, отчего становится неприятно, но, когда он проскальзывает вверх, затвердевшему соску становится плохо уже от его отсутствия.
Он делает шаг ближе — почти вплотную — и меня обдает его жаром. Не холодом, как обычно, а чувством телесного тепла. Меня и саму тянет ему навстречу.
Томление снизу расползается по телу, делает меня какой-то ленивой и томной. Я начинаю медленней и глубже дышать. Он, что-то ворча, сгребает в кулак футболку у меня на лопатках — она от этого натягивается до предела, облегая мое тело. Я сама вижу, как даже через лифчик и голубую ткань вперед торчат соски. И грудь сама очень чувствительна — кажется, я ощущаю каждый шовчик белья. Живот подбирается, становясь красиво-впавшим.
Его лапа оглаживает меня, ощупывает ямочку пупка, теребит впадины талии, пытается загрести плоть всею ладонью. Я вдруг думаю: понимает ли он, что на мне одежда? Вполне возможно и нет — на самом-то ничего подобного мною не замечено. Я осторожно отодвигаюсь и хватаюсь за края футболки, стягиваю ее, чувствуя, как кожа от прикосновения воздуха начинает мурашить.
Он весь двигается вверх. Мускулистые ноги, живот, плечи, грудная клетка. Это все будто немного раздувается. Нежнейшая головка чертит мне дорожку до груди. Он замирает, и его нечитаемые глаза замирают на мне. Только на мне.
Я смущена и рада одновременно. Глядя на пол — там его огромные ступни — завожу руки за спину и цепляюсь за лифчечный замок. Доведенное до автоматизма движение пальцев, и становится очень легко и очень комфортно — ткань больше не стягивает ни миллиметра кожи.
Грудь от этого чуть опускается вниз. Но ставшие почти бордовыми соски все так же уверенно глядят вперед.
Он замер. Я слышу, как отяжелело его дыхание. У него раздуваются ноздри. Я стягиваю шорты вместе с трусами. Пока раздеваюсь, не смотрю на него. И едва не заваливаюсь на бок — потеряла равновесие.
Интересно, чем он урчит? Совсем не по-кошачьи — грубее и настойчивее. Но даже так я чувствую в этом звуке удовлетворение. А становится зябковато.
Как же человек привыкает к одежде… Лишись ее, и тут же становишься слабым и неуверенным. Хотя, если подумать, что изменилось? Тело ведь так и осталось телом. Оно всегда было при тебе и то, что вдруг стало доступно другим, ничего плохого с тобой не делает.
Я выпрямляюсь и почти сразу едва не падаю — в этот раз от толчка. Не сильного, но неожиданного и резкого.
Чужое, колючее тело становится настолько близко, что больно. Вплотную. Лапы нетерпеливо загребают меня. От неожиданности я теряюсь. Он, оказывается, намного выше меня. Я дышу в плотную темную грудь, вдыхаю странный, тяжелый запах плоти и шерсти. Ощущаю его жар. Он начинает двигаться животом, потираясь об меня. И я замечаю, что его твердый стояк вжимается мне в живот. Горячий и на самом кончике скользко-влажный. А мягкие тестикулы ощущаются там, где обычно начинается резинка трусиков, если они с низкой посадкой.
Мое сердце делает кувырок. Еще никогда я не чувствовала чужого возбуждения так близко. Чужого, но направленного только на меня. Потому что причина его и есть я. От этого осознания я сама загораюсь. Подчиняюсь чужому настойчивому порыву. Оказывается, это так легко и приятно…
Мне в спину впиваются когти. Не острые, но все равно сильно. Я изгибаюсь назад, будто стараясь подставиться под нос моему монстру. Не дотянусь, конечно. Но мне все равно приятно, что он смотрит и дышит своим тяжелым дыханием. И издает свой утробный звук. По-моему, член его стал еще больше?
Я смотрю на него снизу вверх. И вижу его иным, чем буквально пару минут назад. Теперь он суровый. Каждая мышца на лице напряжена. Это почти злость. Почти, потому что я краем разума понимаю, что ему не на что сейчас злиться. Я совершенно ничему не сопротивляюсь. Он делает вдох ртом, демонстрируя острые клыки. Ровные и белые. И влажные.
Я чувствую, как между бедер у меня становится тягуче-влажно. Будто чего-то не хватает. Двигаю ими, растирая секрет. Ноги скользят очень легко, и я слышу приятный чвакающий звук. Хочется прижаться ими еще ближе, получить еще больше животного тепла. Не думая, я обнимаю темное тело. Ладонями попадаю как раз на ягодицы. Они твердые, но в то же время живые. Мне даже кажется, что немного податливые. Сжимаю и глажу его мышцы. Упругие, они покорно приминаются под моими пальцами.
В промежности толкает. В груди все горит огнем. На меня находит непонятная сладкая волна. Хочется думать, что этот монстр теперь мой, только мой, но я все же опасаюсь.
Он вдруг ревет. Громко и продолжительно. Так, что я даже пугаюсь. На мясистых губах появляется густая слюна. Он наклоняется и выдыхает прямо мне в лицо. Скалится. Я ощущаю давление на все тело, будто он хочет меня повалить. Не старается, конечно — старался бы по-настоящему, я бы давно впечаталась задом и всем остальным в пол. Но пытается подмять меня под себя.
— Подожди… подожди… — почти шепотом прошу я, надеясь, что он поймет.
Торопливо отстраняюсь, выскальзываю из крепкой хватки. Пячусь обратно в комнату, глядя в его черные, замершие глаза. Наконец, коленками упираюсь в подушку тахты. Приседаю назад, усаживаюсь на покрывало. Как могу отодвигаюсь, чтобы с ногами уместиться поперек нее, нещадно мну тяжелую ткань.
Замираю, не зная, что сказать и что сделать, чтобы позвать его. Только развожу в стороны коленки, чувствуя неприятно-холодный воздух разогретыми бедрами. А еще чувствую себя немного шлюхой. И не без темного удовольствия раздвигаю ноги еще шире.
Он подходит, возвышаясь надо мной, как скала. Надежная и сильная. Я прослеживаю это его движение. Приходится сильно задирать голову. И сердце вместе с ней поднимается к горлу. А потом разом ухается вниз, когда он грузно опускается лапами на тахту. Его лицо останавливается в самой близости от моего. Жаркое дыхание пахнет солнцем. Оно рассыпается на моей груди, отзываясь искорками мурашек. Я инстинктивно откидываюсь назад, напрягаю мышцы живота. От гулко стучащего в теле сердца трудно дышать. Приходится ловить воздух ртом, чтобы совсем не задохнуться.
Он кладет руку на левую грудь. Уже не сжимает ее, и я чувствую шершавую кожу его ладони. Кажется, на ней тоже есть мельчайшие волоски, которые теперь впиваются в голую кожу и в до боли напряженный, ставший маленьким сосок.
Ладонь стала едва заметно двигаться вверх и вниз, мягко вдавливая грудь. Я вздрогнула — внутри кольнуло и потянуло к низу живота, где уже бухало, будто сам скопилась вся кровь организма. Это такая ласка? Если да, то очень приятная.
Мне приходится приоткрыть рот, и язык сразу сохнет от разогретого воздуха. Я, уже не стесняясь — чего мне осталось стесняться? — смотрю вниз. Его напряженный член с крупной красной головкой подрагивает в такт неровному, короткому дыханию. Из нее густо натекает прозрачная жидкость, вязко спускаясь на ствол. Влажная капля растягивается и тонкой струйкой падает мне на бедро.
Я хочу его. Просто смотрю на его эрегированный орган и хочу. Чтобы он вошел в меня, чтобы оказался внутри. Хочу почувствовать его твердость и дать ему все, что он захочет. Потому что он очень красивый. И только мой.
Я осторожно тянусь к нему. Касаюсь сначала пальцами. Провожу по ровной, гладкой поверхности. Кожа очень

Weekend

Рассказ о жене Дианке

Делать куннилингус и брать на ротан совсем не одно и тоже