означало, что жена возбуждена.
Надя рисовала на ногах сплетения водорослей, а на лобке и половых губах — рыбку. Бутончик превратился в губы рыбки, а пушок на лобке — в чешую. Надя касалась кистью самых интимных органов моей жены, и та слегка вздрагивала. Вначале она с интересом смотрела на Надино рисование, но из-за живота ей не было видно, и она закрыла глаза. Было видно, что рисование в интимных местах приносит ей острое удовольствие. Надя, рисуя на половых губах, сказала — Подумать только, такой большой малыш, а может быть, даже не один, а с братиком или сестричкой — и вылезет на свет Божий через такую маленькую дырочку!
Это прозвучало очень непосредственно, и тем самым как бы окончательно исчезли все возможные табу по поводу наготы моей жены. Она перестала быть обнаженной, голой, и стала Будущей Мамой. Все активно поддержали разговор на эту тему, придвинулись ближе, чтобы рассмотреть тело жены, заговорили о родах, стали расспрашивать жену о ее ощущениях, о том, не боится ли она и т. д. Жена сказала «честно говоря, боюсь немножко», и все стали ее подбадривать и утешать: девушка снова стала гладить ее по голове, а Надя сказала — Ничего, я абсолютно уверена, что у тебя родится здоровый малыш. После такой терапии просто не может быть иначе, правда? К тому же он наверняка будет художником...
Все засмеялись, и в комнате воцарилась удивительная атмосфера, теплая и душевая, центром которой была моя беременная супруга. Ей было хорошо, нагота уже совсем не стесняла ее, кроме того, она наверняка испытала эротические впечатления, незнакомые ей до сих пор, и была переполнена ими — я очень хорошо чувствовал это.
Наконец Надя закончила рисунок, объявила об этом, и наступил такой шутливо-торжественный момент — жена встала, и все мы стали аплодировать ей и Наде. Рисунок был только спереди, сзади Надя не рисовала ничего. Жена прошлась перед зеркалом, любуясь собой, потом позировала обнаженной, ничем не прикрываясь. Разрешала снимать свой живот, груди, пах, и даже раздвинула ножки для парня, который присел на корточки и снял крупным планом ее половые органы, вернее — рыбку, нарисованную на них. От всего этого она явно получала немалое удовольствие. Я никогда не думал, что такое возможно...
Потом молодые люди распрощались с нами, Надя вышла их проводить, мы с женой остались одни, я поцеловал ее в кончик накрашенного носа и сказал ей, какая она красивая и как я рад за нее. Тут вернулась Надя, и сказала жене: — Ты так впечатлила мою подругу, что она, когда выходила, сказала своему парню: «я тоже хочу ребенка». А он чуть не выпал, говорит — «неужели я дождался?! Только они просили не говорить этого. Так что — секрет!
Я спросил — Надюша, милая, как нам тебе благодарить? Что мне сделать для тебя? Надя секунду подумала и сказала совершенно естественно, как ни в чем ни бывало:
— Только разреши мне помочь смыть краску с твоей жены, а потом приласкать ее так, как она захочет.
Мы немного опешили, и Надя, заметив это, продолжала с улыбкой:
— Не бойтесь, я не лесбиянка, у меня есть парень, и... в общем, все как надо (тут она снова улыбнулась и слегка покраснела). Просто я очень люблю твою жену и хочу выразить ей свою любовь так, как только могу — по максимуму. Это и будет ваша благодарность — если вы разрешите мне это. Она была так искренна, так прямо и открыто смотрела на нас, что мы ни о чем плохом даже и подумать не могли, а только растрогались, сказали «конечно», и жена обняла и поцеловала Надю.
— Тогда я поеду к вам. Идет? — сказала Надя. — Считайте, что я к вам напросилась. — Она засмеялась, и мы все тоже рассмеялись вместе с ней. Чувство чего-то нового, неизвестного, очень интимного, немного стыдного и запретного, но очень приятного и желанного овладело нами — и мной, и женой. Она переглядывалась со мной, и я видел, что она чувствует то же самое.
Мы стали помогать жене одеваться — осторожно, чтоб не стереть рисунок, натягивали на нее белье и прочую одежду — а Надя сказала ей:
— Что ж, одна ты будешь разрисованной? А чем мы хуже? Нет, так несправедливо. А ну-ка, иди сюда, — позвала она меня, усадила в то же кресло, и через секунду ее заботливые руки стали наносить краску мне на лицо и шею. Это было очень приятно... Надя нарисовала мне тигриную рожицу, такую уморительную, что я не мог глядеть в зеркало без смеха. Затем она сама взяла кисти, подошла к зеркалу и быстро набросала у себя на лице и шее забавную птичью мордашку, с перьями, большими глазами и клювиком. Мы, как зачарованные, следили за ее умелой кистью.
Когда она закончила «рисоваться», как она сказала, и все мы, раскрашенные и смешные, были в сборе, она стала между нами, обняла нас обоих и провозгласила:
— А теперь мы немного прогуляемся! Ты не устала? — обратилась она к жене, и та замотала головой — Нет-нет, я готова гулять еще целый день!
— Тогда пойдем! Немного прошвырнемся по центру, — сказала Надя и повела нас к выходу.
Что это была за прогулка! Мы немного стеснялись своих разрисованных физиономий, и поэтому всю дорогу не переставая ржали, как клоуны или маленькие дети. Было невероятно весело — мы болтали всякие глупости, несли какую-то чепуху, от которой всем нам было смешно, как никогда. На нас оборачивались с улыбками, а мы еще приставали к прохожим со всякими смешными глупостями... Этот вечер превратился в наш маленький карнавал.
Наконец жена, хотя и продолжала смеяться, стала замедлять ход, и мы, не сговариваясь, повернули обратно. За три минуты мы дошли до машины, уселись — я за рулем, Надя с женой сзади — и поехали к нам. В зеркало я видел, как Надя обнимает жену, и они вместе прыскают от смеха, вспоминая что-то. Я тоже смеялся и шутил, думая про себя: интересно, что значит «приласкать?»
Когда мы приехали, жена была немного уставшей, и поэтому Надя предложила:
— Приготовь постель, чтобы можно было сразу лечь (я почувствовал, как холодею), а мы пока пойдем в душик. Как закончишь, присоединяйся к нам.
Мы помогли жене раздеться, и, снова увидев рисунок, не могли удержаться от искушения еще поснимать жену. Она согласилась потерпеть еще минутку, мы раздели ее донага, и она попозировала обнаженной — сама, потом со мной и с Надей. Когда я снимал с нее лифчик, а Надя — трусики, наши взгляды пересеклись, и я прочитал в ее глазах столько нового, волнующего, что у меня вновь все замерло внутри. Наконец, как ни жалко было смывать рисунок, Надя повела жену в ванную, а я пошел стелить. Через пару минут я зашел к ним ванную. Там плавали облака пара. В ванне, на стульчике сидела моя жена, сверху на нее текла горячая вода из душа, а перед ней на корточках сидела совершенно голая Надя и нежно терла ей животик мочалкой, поглаживая другой рукой ее грудь. Выражение лица (уже вымытого) у жены при этом было неописуемое.
Надя повернула голову в мою сторону и весело пожаловалась — Так ужасно — смывать собственный шедевр. Но ничего: он останется в веках на фотографиях! Слава фотографии!
Видя, что я остановился в нерешительности, она сказала мне, не переставая мыть жену — Раздевайся, присоединяйся к нам!
Я стал раздеваться. Вода булькала очень заразительно, а мокрые, намыленные женские тела блестели просто умопомрачительно, и мне очень захотелось туда, к ним. Меня только заботила дилемма: снимать ли трусы? Мой половой орган под ними торчал, как зенитка, и я стеснялся этого. Да и показываться голым Наде — при жене... С другой стороны, купаться в трусах — тоже как-то... Я разделся до трусов и застыл в нерешительности.
Тут жена сказала мне — Ты что, в трусах будешь купаться? И они с Надей вдвоем, с визгом и хихиканьем, как подружки-хулиганки, дотянулись до меня и стащили с меня трусы, обнажив «гаубицу». Это был настоящий эротический шок: я всегда дурею, когда с меня снимают трусы, а тут еще и Надя... Надя была худышечкой с подростковой фигуркой, узкими бедрами, совсем крохотной талией, как у пчелки, пушистым темным лобком (при светлых окрашенных волосах) и упругой кожей. Соски ее набухли и торчали, и у жены тоже. Она как раз мыла жене грудь, нежно касаясь сосков.
Я залез к ним в ванну, вздрогнув от обжигающего душа, и стал помогать Наде мыть собственную супругу. Надя уступила мне место спереди, пройдя жене за спину и задев меня голым телом. Я присел на корточки, взглянул в глаза жене, увидел там неописуемое счастье, улыбнулся ей, и стал мылить ей ножки, подбираясь все выше, а затем перешел и на половые губки, смывая с них «рыбку». Жена жмурилась... Краска смывалась не сразу, надо было некоторое время тереть кожу губкой, а места были деликатные, поэтому я долго и нежно мыл каждый сантиметр. Надя в это время намылила жене голову и месила ей мыльные пряди, время от времени обнимая ее и прижимаясь к ней. Надя была невысокого роста, нос ее был на уровне грудей моей жены, издалека они смотрелись, как мама и дочка...
Потом, когда жену вымыли, Надя сказала «А теперь вымоем многострадального мужа!» Я пытался протестовать, мол, и сам вымоюсь — но Надя сказала «Только не сегодня!», жена поддержала ее, повернулась на другую сторону — лицом к душу, я стал под него, и они вдвоем принялись мылить меня.
Это было нечто незабываемое: две пары заботливых женских рук на моем теле, полностью открытом для их ласк... Я никогда не испытывал такого. Они безо всякого стеснения мылили мне член, мошонку и анус, и я боялся, что вот-вот забрызгаю их спермой... Я едва сдерживал стоны, такое блаженство переполняло меня.
Наконец мы вымылись, вытерлись, вытерли жену, и Надя скомандовала: А теперь — в кроватку! Бегом, чтоб не замерзнуть!
Жена взялась было за халат, но Надя сказала — Зачем? Тебе и так хорошо! — отняла у нее халат, обняла ее, повиснув на шее и прижавшись голыми грудями к ее груди, — моя хорошая, моя будущая мамочка! Пойдем!
И мы все пошли голышом в постель. Я замер внутри — неужели сейчас будет секс втроем? Если бы еще сегодня утром мне предложили такое, я бы с негодованием отказался, и не потому, что боялся за чувства жены, а потому что было бы противно. Но теперь, когда мы узнали Надю... она была так чиста, так искренне любила мою жену, а главное, жене

Не детская, социальная. Глава 2

Молодая мамочка. Часть 3

Недолго... но было